Сегодня отмечается Международный день жертв насильственных исчезновений. Это понятие представляет собой нечто большее, чем нарушение прав человека. Это эффективный инструмент насаждения в обществе атмосферы террора. В наше время он применяется не только в режиме военной диктатуры, но и в ситуациях внутренних конфликтов, главным образом в качестве политического подавления оппозиции. Такая практика порождает чувство отсутствия безопасности не только у близких родственников пропавшего без вести человека, но и в обществе в целом. И сегодня мировое сообщество говорит об этом как о глобальной проблеме. 

Согласно Декларации о защите всех лиц от насильственных исчезновений, провозглашенной Генеральной Ассамблеей в резолюции 47/133 от 18 декабря 1992 года, случаи насильственных исчезновений имеют место, когда «лица подвергаются аресту, задерживаются или похищаются против их воли или каким-либо иным образом лишаются свободы должностными лицами различных звеньев или уровней правительства, организованными группами или частными лицами, действующими от имени правительства, при его прямой или косвенной поддержке, с его разрешения или согласия, при последующем отказе сообщить о судьбе или местонахождении таких лиц или признать лишение их свободы, что ставит данных лиц вне защиты закона».

Сегодня весь мир отмечает Международный день жертв насильственных исчезновений, чтобы почтить память людей, пропавших для своих близких, своего окружения и всего мира, оставшихся без защиты закона и фактически лишенных всех прав. Для чеченского народа это особенно скорбная дата, ведь судьба тысяч насильственно исчезнувших чеченцев неизвестна до сих пор.

В ходе двух российско-чеченских войн, только по официальным данным, пропали без вести более пяти тысяч человек. Такие цифры озвучивал в 2008 году уполномоченный по правам человек в ЧР. 

Фактическое же число пропавших жителей Чечни, как заявляли представители чеченских общественных и правозащитных организаций, гораздо выше, поскольку официальная статистика учитывает только зафиксированные на основании обращений родственников случаи исчезновения людей.

Все они были насильственно похищены российскими военными, которые, вопреки уверениям властей, что они “наводят конституционный порядок” или “освобождают мирное население от террористов” (именно под таким “прикрытием” проходили две войны в Чечне), вели себя как настоящие агрессоры и оккупанты на вражеской территории. 

Эта проблема для чеченского общества остается самой кровоточащей раной: невозможность найти хотя бы останки родных и близких, предать их земле согласно религии и многовековым обычаям, оплакать их по-человечески.

Весь ужас террора и насилия со стороны российских военных в Чечне проиллюстрирует следующий рассказ:

«КОМЕНДАНТ ОБЕЩАЛ РАЗОБРАТЬСЯ…»

Семья Бетилгириевых жила в селении Дачу-Борзой в Грозненском районе Чечни. С Хасаном, будущим отцом своей дочери, Седа познакомилась, когда ей было 18 лет. Она только поступила в  училище № 12, овладевала там специальностью заготовщика колбасных изделий. Хасан и его семья жили и работали  в Саратове, на момент знакомства он просто приехал в гости. Увидел Седу случайно и, как говорится, «пропал». Спустя пару дней подкараулил  девушку у родника и похитил. Это был 1979 год. Седа не хотела этого брака, но, побоявшись злых языков, осталась с Хасаном. Родственникам, приехавшим за ней, пришлось смириться. Спустя месяц после замужества новая семья повезла Седу с собой  на заработки. Но отношения не складывались. Из-за ссор, возникающих между родителями и детьми на финансовой почве,  молодой паре пришлось вернуться в Чечню.

Кончилось тем, что  Седа осталась жить у своих родителей, а Хасан уехал обратно в Саратов. Так вдали от отца родилась Милана. Впервые она увидела его отца и родственников по отцовской линии, когда ей исполнилось 7 месяцев. Они приехали погостить и забрали Милану, как предполагалось, на ночевку. Но часа через три-четыре привезли обратно: малышка плакала и просилась к маме.  В дальнейшем  стало очевидно, что у отца и его родни весьма странное отношение к ребенку. Никаких подарков, ласки, человеческого тепла. Естественно, девочка избегала встреч, постоянно устраивала истерики, когда те приезжали повидаться. Таким образом, Седа растила дочь одна, окружая ее вниманием, заботой и любовью.

«Я работала в столовой кооперативного техникума в Грозном. Ездила каждый день в город и обратно. Милана оставалась с бабушкой. Мама очень помогала мне в ее воспитании. В Заводском районе был интернат №1, о нем очень хорошо отзывались все мои знакомые, говорили, что там хорошо обучают детей. Когда Милана подросла, я возила ее с собой в город. Утром начиналась их учеба, а вечером мы возвращались домой. Отец Миланы после нашего развода женился уже раз тринадцать. И, естественно, у него много детей народилось. Чтобы уследить за ними, им нужна была Милана. Частенько они выкрадывали ее из интерната, и мне приходилось забирать ее со скандалами. Нет, вы не подумайте, я не была против ее общения с отцом, родственниками. Но я хотела, чтобы они любили ее, а они  относились потребительски. Так и не договорившись с ними, мне пришлось перевести дочку в сельскую школу, где она училась до пятого класса. Потом получилось так, что мне пришлось поехать к брату в Ивановскую область. Ребенок был со мной,  она проучилась год, но продолжить ее обучение там я не смогла, и она  осталась дома.

Когда началась вторая чеченская война, парень по имени Лом-Али из Бачи-Юрта похитил Милану. Ей не  исполнилось еще и восемнадцати. На тот момент я проживала с мужем в Ивановской области. Родственники по отцовской линии поехали за ней. Она понимала, что  они ей не разрешат жить со мной, и  осталась там, с Лом-Али. Не знаю, хотела ли она этого по-настоящему… Повторения своей судьбы для дочери я не желала, но ее выбор  приняла достойно. Купив и собрав  в чемоданы все самое лучшее из одежды, я  поехала к ней. Со мной была моя сестра Сацита.

В начале ноября 2001 года я попросила Милану по просьбе ее тети по линии отца Асет  Яхъяевой  приехать в село Сержень-Юрт к моей старшей сестре Залпе Кадыровой Сын Залпы  Джамал Иблуев собирался жениться и, как водится, все готовились к его свадьбе. Асет и Милана поехали к ним, чтобы помочь в предсвадебных хлопотах. Весь день Милана красила дом, под вечер собравшиеся стали  разбираться, кто где будет ночевать. По соседству с семьей Кадыровых в Сержень-Юрте проживают Садулаевы. У Тамусы Садулаевой был маленький магазинчик, и она частенько отправлялась за товаром в город  Хасав-Юрт. В тот вечер она не вернулась домой. Тогда ее дочь Петимат пригласила в гости с ночевкой Асет и Милану. Последние согласились. Кроме них, в доме Садулаевых в ночь с 6 на 7 ноября 2001 года было еще пять девушек. Асет и Милана расположились в прихожей, которая одновременно служит кухней,  остальные – в дальних от входа комнатах.

7 ноября 2001 года на рассвете, между пятью и шестью часами, в дом Садулаевых ворвались вооруженные люди в военной форме. Их было пятеро, один из них в маске. Разговаривали они на чистом русском языке, без акцента. Как военные проникли в дом, неизвестно, так как двери не были взломаны и замок не поврежден. Ворвавшись, они встали над спящими девушками, причем одной из них – Петимат Садулаевой (она в этом деле главный  свидетель) – придавили горло дулом автомата и приказали не шуметь. Петимат спросила незваных пришельцев, что им нужно. В ответ один из них спросил, где мужчины. Девушка ответила, что мужчин в доме нет. После этого военный потребовал золотые изделия и деньги. Получив ответ, что денег нет и драгоценностей тоже, он огляделся, увидел на подоконнике золотые сережки и цепочку и  тотчас схватил их.

В надежде, что он положит их обратно, Петимат сказала, что они не золотые, но военный  оборвал ее  нецензурной бранью. На столе лежали 100 рублей,  один из военнослужащих взял их, но другой выхватил  деньги из его рук и засунул в свой карман. Затем один из военных велел Петимат  показать им другие комнаты дома. Петимат отказалась, но тот схватил ее и потащил в соседнюю комнату. Тут девушка потеряла сознание от испуга, когда же пришла в себя,  увидела, как один из военнослужащих успокаивал остальных девушек.

Она слышала, как они оскорбляли девушек, нецензурно бранясь, грозились расстрелять всех. А один из них начал стаскивать них одеяла, в крайне развязной манере требуя, чтобы они не прятали свои ноги, продемонстрировали «свою красоту». Другой военный, который был в маске, прервал это глумленье словами: «Не трогай девушек!». Когда же тот негодяй снова принялся издеваться, второй в маске схватил его и выкинул из комнаты. Всех пятерых девушек уложили на диван, угрожая расстрелом, и сказали, что они  пробудут в доме до рассвета. А наутро они должны взять свои паспорта, и их повезут в комендатуру, где «видно будет», что с ними делать.

Свет в доме военные погасили, шуровали там, подсвечивая себе фонариками. Так и ушли в темноте, бесшумно и незаметно. Не было слышно ни топота, ни  хлопанья дверей, ни одна половица не скрипнула.

Перепуганные девушки, замерев на диване, боялись подняться с места.  Когда рассвело, Марьям Иблуева вошла в прихожую, где спали Асет и Милана, и обнаружила, что их нет. Девушка выскочила на улицу, стала кричать, звать на помощь. Затем сообщила об их похищении своему отцу  Абдурахману Иблуеву. Абдурахман сразу же отправился на поиски задержанных женщин. Выйдя на улицу, он узнал от  односельчан, что  российские силовые структуры проводят здесь спецоперацию «зачистка» и село ими плотно окружено по периметру. В этой операции была задействована и бронетехника. Оказалось, что о проведении «зачистки» было известно администрации села и большинству жителей.

Между городом Шали и  Сержень-Юртом стоял блок-пост российских силовиков. Родственники Асет и Миланы спросили у военных с этого поста о БТРах с задержанными женщинами. Один из них ответил, что по рации передавали о задержании двух женщин. Однако на следующий день тот военнослужащий был снят с  поста. Утром  силовики, проводившие «зачистку» в Сержень-Юрте,  выстроились в колонну, чтобы уехать. Подоспевшие к колонне Абдурахман Иблуев с заместителем главы администрации села и несколькими жителями обратились к находившемуся здесь военному коменданту Шалинского района Нахаеву и рассказали о похищении минувшей ночью двух женщин. Они объяснили, что военные у девушек даже паспорта не потребовали. Их документы остались дома. Комендант обещал разобраться, сказав, что паспорта проверят через компьютер и, если все будет нормально, их отпустят.

Сказав это, Нахаев подошел к военной колонне. В это время мимо проехали два бронетранспортера и автомашина «Камаз» одного из местных жителей. Впоследствии водитель этой автомашины рассказал родственникам Миланы, что те два БТРа свернули на территории российской воинской части «ДОН-2», дислоцировавшейся в то время между городом Шали и  Сержень-Юртом. После того, как они проехали, военные закрыли дорогу.

Затем Нахаев сел на БТР и с паспортами Асет и Миланы укатил из Сержень-Юрта в сторону Шали, попросив подождать его. Ждали, но комендант что-то  задерживался. Тогда Абдурахман Иблуев и Хамзат  Садулаев поехали за ним и увидели два БТРа, стоявших на окраине села Сержень-Юрт. Те самые, которых Нахаев незадолго до этого пропустил. Он разговаривал с военнослужащими с этих БТРов, затем развернулся и поехал к колонне. Отдал паспорта девушек их близким и сказал, чтобы они приехали за ними в город Шали. Уже в городе Нахаев дал им записку, предъявив которую, они якобы смогут забрать девушек из временного отдела внутренних дел района. Придя в ВОВД Шалинского района, родственники похищенных отдали милиционерам их паспорта и записку коменданта. Милиционеры, проверив паспорта девушек по компьютерной базе данных, вернули их, сообщив, что к этим людям у них претензий нет. И самих женщин у них тоже нет.

После этого стало ясно, что  их просто «водят за нос». Медлить было нельзя. Родственники задержанных женщин  незамедлительно обращаются в прокуратуру Шалинского района. Работники прокуратуры в тот же день приезжают в село Сержень-Юрт. При опросе местных жителей выясняется, что ночью за водой в село заезжал БТР с военнослужащими, которые и увели двух женщин. Работники прокуратуры сняли следы этого БТРа, опросили свидетелей и уехали.

Позже стало известно, что специальную операцию «зачистка» в селе Сержень-Юрт проводили военнослужащие Шалинсклй военной комендатуры во главе с комендантом Нахаевым, сотрудники ВОВД Шалинского района, военнослужащие 70-го полка российской армии, который дислоцировался на окраине города Шали, сотрудники ФСБ и ГРУ. В течение первой недели после похищения женщин их родственники неоднократно встречались с Нахаевым и просили его освободить их. Но комендант, хоть и утверждал поначалу, что похищенных девушек после проверки отпустят, впоследствии напрочь отказывается от своих слов.

Седе сообщают о похищении спустя месяц. Такую неслыханную задержку  мотивировали опасением, что мать попросту не выдержит этого известия. А они, мол, надеялись, что вот-вот Милану и Асет отпустят домой. Седа говорит, что из-за этого они потеряли очень много времени.

«Как только мы узнали о том, что Милану и ее тетю похитили, мы с братом приехали. Но время в таких делах играет катастрофически важную роль. Насколько я знаю, отец Миланы и его родственники не смогли найти нужную сумму денег, которую потребовали от них военные. Ничего удивительного в этом не было: мародерство и требование выкупа за похищенных ни в чем не повинных людей было для российских бравых солдат обычным делом. В то время в селе Сержень-Юрт была главой администрации женщина, ее звали Тома (фамилии называть не буду), люди говорили, что она имеет доступ к задержанным и помогает их освобождать. Я и мой брат Махма, опоясав друг друга пачками денег, каждый день ходили по разным людям в надежде найти хоть какую-то зацепку. Также с нами был мой младший дядя Усман, сейчас его уже нет  на свете, да простит Аллах его грехи! Мы узнали, что Тома имеет доступ к главе администрации села Бена-КIотар (Беной - село в Ножай-Юртовском районе Чечни, административный центр Бенойского сельского поселения) и очень долго пытались к ней попасть. Ее мать каждый раз отказывала нам. Ее я тоже понимаю, она боялась за жизнь своей дочери. Военный комендант Веденского района учился  с моим братом в институте. Имени  его я не помню… В общем, мы не смогли попасть к этой Томе и поехали в Шали. Там стояли таксисты, у них мы спросили об однокурснике брата и с этим таксистом поехали в Ведено.

Охрана доложила о том, кто приехал, и моего брата пропустили в кабинет. Друг брата выделил нам автомашину УАЗ, водителя, и нас отвезли к нему домой. Там уже ждала с накрытым столом их мама. Через час он приехал с работы. Обсудив с ним нашу ситуацию, мы сообщаем, что Тома отказывается идти с нами. На это хозяин дома говорит, что он в свое время помог племяннику Томы, и она не сможет отказать нам. На следующее утро мы втроем на его рабочей автомашине отправляемся к Томе. Нас встретила ее мама и, как обычно, заявила, что дочери нет дома. Но тут Тома, увидев нас через окно: «Мама, иди сюда, сейчас их уже не отправишь, они нашли нужного человека!».

После короткого разговора они втроем, оставив меня в доме, поехали в комендатуру. Там разрешили говорить только одной Томе. Это было как раз перед Новым годом. Оттуда Тома возвращается с требованием от главного начальника Шалинской комендатуры: ему требуются две тысячи долларов, елка и продукты для праздничного стола. Я бы отдала все, что есть у меня,  у нашей семьи. Нам сказали, что в нашем распоряжении всего 5 дней, и чтобы мы не распространялись об этом. В указанный день я, мой брат, его друг, наш дядя и Тома – все мы отправились на обмен. Мы ждали, пока Тома разговаривала с военнослужащими. Мне не хватало воздуха. Я должна была обнять свою дочь, и неважно, что будет потом. Тома вернулась и сказала, что все отменяется. Ее слова как громом меня поразили. Голова закружилась, я плохо понимала происходящее. Военнослужащие сообщили Томе, что отец Миланы и ее мачеха разболтали  людям в селе об этом выкупе и что именно поэтому он не состоится. А Томе пригрозили так, что после она больше никуда с нами не пошла. Даже когда ее вызвал следователь, чтобы подтвердить этот разговор с военнослужащими, она не пришла. Я ее не виню, честно. Время было ужасное, и то, что ты женщина, ничего не меняло».

Месяца через три после похищения Миланы и Асет их родственники встретились с жителем села Герменчук, который был задержан и находился в российской воинской части «ДОН-2». Он рассказал, что в расположении этой части, в яме были две женщины. Солдаты бросили им в яму фуфайку и одеяло, пожалев их, так как было очень холодно и они замерзали. Был слышен их плач. Однако в прокуратуру с нами идти он не захотел. Так же через посредников удалось узнать, что  Асет Яхъяеву и Милану Бетелгириеву из «ДОН-2» передали в 70-й полк российской армии. А они в свою очередь передали женщин сотрудникам ФСБ в Ханкалу, где находится главная военная база федеральных сил в Чечне. Сотрудники ФСБ пытали их, добиваясь от них признания в участии в противостоящих российским войскам вооруженных формированиях. Затем Милану обвинили по статье 208 Уголовного кодекса РФ. А для Асет подготовили документы, что якобы у нее изъяли рацию, наркотики и она тоже участвовала в НВФ. Посредник сказал родственникам, что обеих вызволить из Ханкалы будет трудно. Нужно сперва вытащить Милану, поскольку у нее только одна статья. А потом постараться выручить и Асет. Дальше разговоров дело и с этим человеком не пошло. Позже доходили слухи, что похищенные женщины находятся в тюрьме в Пятигорске. Официально эту информацию никто не подтверждал. За помощью в розыске похищенных родственники обращались к главе администрации ЧР А.А. Кадырову, к депутату Государственной Думы РФ А. Аслаханову.

«Пока я ходила с женщинами из общества «Матери Чечни» на митинги, искала в тюрьмах, обходила морги и больницы, бывший муж и его жена решили обогатиться на моем горе. Все документы Миланы были у меня, свидетельство о рождении, справки со школы, книга матери-одиночки. Подделав  эти документы, они обратились в Европейский Суд в 2007 году. В то время, когда я  выбилась из сил и бродила, словно тень, разыскивая свою дочь, они затеяли свою махинацию. Почему-то даже Седу, единственную дочь похищенной Асет, они не включили в жалобу, как потерпевшую. Мадина, руководитель общества «Матери Чечни», заставила их включить ее, прибегнув к помощи своих юристов. Жалобу признали обоснованной, вынесли положительное постановление. Сыграло ли это какую-то роль? Не смешите, плевать хотела Россия на постановления Европейского Суда! Они не отдали мне даже ее вещей. Сожгли ее фотографии. Я не знаю, кто из них хуже.  В ноябре уже 15 лет прошло с тех пор. Почему именно их забрали? Этот вопрос не выходит у меня из головы. Есть предположения, что когда Милана проезжала через пост, ее кто-то приметил, а тетю забрали, чтобы не оставлять свидетеля. И, вероятно, они проследили за ней. Иначе откуда они знали, где именно она ночует?

Я никогда не давала моей доченьке трудиться, всегда жалела ее. И мои братся, и мама  – все безумно любили ее. Даже ела она, как птичка. Никому обидного слова не скажет. Лишь бы ее не трогали. Я не одна, у меня есть муж, дети. Но моя душа без Миланы томится от одиночества. Словно я живу не своей жизнью. Дети очень скучают по ней, особенно мой сын Мохмад. Он плачет, когда увидит фотографии сестры.  А я не помню дня, который прошел бы без мыслей о моей дочери. В 2001 году я дала сделать за Милану жертвоприношение. В ту ночь я увидела сон, как будто она вернулась домой. И я кричу ей: «Милана, ты вернулась!». А она в ответ: «Мне разрешили вернуться, а вот тете нет».

Однажды моя маленькая пташка вернется, я не перестаю в это верить. Надежда дает мне силы».

Эта история  трагична еще и тем, что она коснулась не только Седы. Есть еще один человек, который потерял самое дорогое. Материнское тепло  – что может быть дороже? Нельзя умолчать о жизни Яхи, чью маму похитили вместе с Миланой.  Асет Абдуловна Яхъяева, как упоминалось выше, приходится Милане тетей по отцу. По неизвестным причинам  ее похители вместе с племянницей. Яха была  у своей матери единственным, долгожданным  поздним ребенком. До ее рождения у Асет трое детей умерли во младенчестве. Нетрудно представить, насколько нежными были отношения между матерью и дочерью.  Со своим будущим мужем Зияуди  Асет познакомилась через родственников, дело дошло до свадьбы, но отношения так и не сложились, несмотря на двенадцать лет брака. Неудавшаяся семейная жизнь, ссоры - все это Асет тщательно скрывала, оберегая  свою любимую крошку от тягостных впечатлений, хотя девочке не было и года. Мать была уверена: дети все чувствуют.  Всю свою любовь она отдавала малышке. Но и этому счастью пришел конец. Не выдержав нездоровой домашней обстановки и постоянного давления со стороны мужа, Асет принимает самое трудное решение в своей жизни – уйти.  Естественно, что забрать ребенка ей не позволили. Когда мама ушла, Яхе был год. Она вытерпела все, что может выпасть на долю ребенка в чеченской традиционной семье, где отсутствует жалость, сострадание, где отец не знает, что у него тоже есть обязанности, где попрекают тем, что тебя бросили.

«Нашу первую встречу я помню уже в сознательном возрасте, но у нас были совместные фотографии примерно с моих двух лет. Мама посылала за мной своего брата, и мои родственники по отцу отпускали меня на день-два. Мама не сдавалась: открыла свой продуктовый магазин, встала на ноги. Присылала мне много подарков, правда, отец отсылал все обратно, приговаривая, что раз так любила дочь,  надо было жить с ним и терпеть все. Признаться, первое время я и сама так считала и в глубине души таила обиду. Но потом, когда сама вышла замуж, а вышла я замуж рано, в 16 лет, я поняла, что есть вещи, которых нельзя терпеть.

Мои ранние годы прошли с бабушкой. Папе первое время было очень жалко меня, он даже садился и плакал вместе со мной. В общем, детство было не самое радостное. Единственным утешением были выходные, когда можно к маме. Мамины руки исцеляли от любой боли, не только душевной, но и физической. А последней тоже хватало. Был очень неприятный случай однажды, после которого на моем лице отпечатался след кирзового сапога. Тут уж у отца не было выбора, кроме как отдать меня маме. Потому что у него была уже своя семья. Я окончила восемь классов сельской школы в Дуба-Юрте (село в Шалинском районе Чечни), потом мама устроила меня в Швейное училище в Гикаловском районе. Вскоре после это я вышла замуж за Увайса. Муж жил в Саратовской области, и он перевез меня туда. Мама была против этого брака, моего отъезда. Трижды я приходила к ней прощаться, она  упорно не давала своего согласия, а мне не хотелось уезжать, оставляя ее такой.  А потом меня закрутили дети, быт, хозяйство – все в совокупности.

Когда маму похитили, я была в Саратове со своей семьей. Мне, как и Седе, не сразу сообщили. Все думали, что они найдутся. Я не помню числа, когда узнала о беде, но это было примерно спустя месяц после похищения. Тот день у меня начался как обычно. Я качала в колыбели свою дочку Айшат, и  тут зазвонил телефон. Муж спал в соседней комнате. Я взяла трубку и  услышала голос Раисы, жены моего двоюродного брата: «Почему ты не приезжаешь домой? Децу уже месяц как похитили!». Я ничего не поняла, мы называли Децой другую тетю, а снохи – мою маму. Мне не могло прийти в голову, что она говорит о маме. А когда осознала, у меня началась истерика, ребенок расплакался, а я уже ничего не соображала. Детский плач, мои крики – муж вскочил, пытался меня успокоить… Оказывается, он все знал, но не решался мне сказать. И тоже, конечно же, надеялся на лучшее. Я выехала в тот же день в Чечню. По меркам, заданным другими историями похищенных людей, было непростительно поздно. Целый месяц прошел! Чего только мы тогда не делали, куда не ходили! Даже сейчас, как вспомню, кажется, что это было не со мной.

С тех пор  мы ничего не слышали ни о Милане, ни о маме.  Часто вижу ее во сне. Раньше она снилась мне в военной форме, она шла и несла Милану на руках. В последнее время я вижу ее очень красивой, нарядной и счастливой. В своих молитвах я прошу о том, чтобы Аллах облегчил их положение, если они страдают,  если они они умерли, пусть Он простит их грехи, а если живы, пусть они найдут дорогу домой».

Материал был опубликован в журнале "ДОШ"№6-2017.